Сила родового корня

Мы родом от земли,

Горчат ее полыни,

Полоской издали

Лоскут небесной сини.

Мой дед хлеба растил,

Берег тепло лачужки.

И с детства мне привил

Вкус  к пахнущей горбушке.

Я духом от земли…

Юрий Уныченко «Зов земли»

              Бежит дорога степью вдоль стернистых полей, притихших осенних лесопосадок. Огибает распашки чернозема. Антрацитом поблескивают ее жирные отвалы. Отдыхает земля, набирается сил. Приласканная теплом поздней осени.

             У бугра селение с десятком  дворов. Клуниково -  степной хутор  юга Луганщины. Видимо, когда-то хуторяне свозили сюда со своих наделов снопы. Сушили, молотили и веяли отборное зерно. Золота высшей пробы. Жили здесь  хлеборобы и животноводы колхоза имени Кирова, ставшего затем КСП, а после перестройки -  фермерским хозяйством кого-то из местных состоятельных латифундистов. Скупил сертификаты у распаевавших колхозную землю, или взял в аренду паи и занимается делом.    Выращивать хлеба, подсолнечник, бахчевые и расплачивается с людьми частью урожая, маслом, зерном, арбузами.

Опустел нынче мехдвор, некогда запруженый тракторами, комбайнами.     

            – Техники было уйма,- говорит мой попутчик,- рыбы в ставку и того меньше.

             – Как проехать в Писану,- останавливаю на пустой улице встречную женщину. Смотрит с удивлением  доярка в  недавнем прошлом. – Нам в село Мирское, - уточняю.

            – Паняйте до току, на выгін, а там беріть лівіше, вздовж посадки грейдером. Только села-то давно вже не має,– любуюсь речью украинки.

            Понятно, селяне всегда тяготили к городу, к большим дорогам.  Только чтобы вот так сразу – села не стало...

            Основанное еще немецкими колонистами, на землях, купленных у местного помещика армянина Домбаева в конце 90-х годов Х1Х века оно назвалось Бердталь, Мирская, Мировка, Роза-Люксембург, Писана.. Аккуратные домики из красного кирпича под красной черепицей с полисадниками в цветах. Недаром в народе называли ее Писана. Толи сокращенно от выражения «писаная красавица», или «отписана немцам». Колонисты занимались земледелием, получали хорошие урожаи, ремеслом, шелкопрядством.  Построили свой черепичный завод. Дома были из красного кирпича, крытые красной черепицей. Здание школы на 150 человек. Здесь учительствовала в начальных классах моя мама. В нашу семью были вхожи брат и Сестра из одной немецкой семьи. Примерно  двадцати пятилетнего парня звали Йохман, его 17-18 летнюю сестру Лиза или Эльза. Фамилии  никто не помнит.

            До войны здесь был колхоз «Красная  волна» Роза-Люксембургского сельсовета, Короче, на местном наречии селение звалось просто Роза. После войны   оставалась здесь только одна  полевая и животноводческая бригада, а затем и ее убрали. Укрупнили колхоз имени Кирова за счет   щедрых земель Розы.

- А где же люди?- называю  по памяти несколько фамилий. – Кто где. Разъехались по селам да по шахтам. А немцев-колонистов перед войной в 1941-42гг выселили, еще до прихода немцев, как пособников врагов народа. Боже, сколько их пропало от голода и болезней  по пути в Кустанайскую степь Казахстана!  Так  и канули в безвесть немецкий парень Йохман, и его сестра 18 лет Эльза, которая на прощанье подарила моей тете Дуне одеяльце: «Бери на память, ведь у тебя девочка!» Увез ее на телеге советский солдат девочку, красавицу немочку, а Дуню с ребенком оставил на Кабарде у Дуниной  матери- моей бабушке Анны.  В оккупацию эта девочка умерла, похоронила ее бабушка, перекрестила, отпела по христианскому обычаю и на тачке отвезла на кладбище.  В 1955 году их амнистировали, разрешили выехать к себе в Германию, но без права заезда на их исконные земли. Поговорить бы с женщиной  подольше, но время не терпит.

       Вот и знакомый курган. Тренога на нем. Отсюда берут геодезисты  отсчет  площадей местности, отсюда берут начало дороги моей жизни. Я здесь родился.  Здесь отметилось мое детство.

            Так бы и проехали мимо накатанной грунтовкой. Но  полоснул память знакомый разбег посадки по косогору. Поманила к себе зеленеющая  скатерка  спорыша у пересохшего ручья. Поросло полынью да репейником место былых детских забав. Учащенно бьется сердце. Молча бреду к зарослям вишняка. Цепляется за рукав куртки колючий шиповник. Протягивает ярко-красные плоды. Молчит пустырь с  остатками битого красного кирпича. Гадаю – чье здесь было подворье? Витькино, Колькино? Село в два ряда дворов… Пыльная по щиколотки дорога. Колодец с журавлем. Перепахано все вместе с полем.

… В семи километрах южнее от Мирского за бугром на склоне  Наголянского кряжа, среди буераков и лесистых балок находится село Власово-Буртовка Куйбышевского района Ростовской области, сохранившееся дл сего времени. В 2-х км от него на запад находились хутор Антониновка и хутор Уныченков.  Они сметены временем с лица земли. Но о них помнят еще ровеньковские шофера, развозившие уголь по хуторам, да  неутомимые  рыбаки, навещавшие   зарыбленные ставки .

Ими хутор Уныченко назывался Ставками.Развалины поросшие  одичавшими садовыми дерерьями бывшего хутора. Он был основан в конце ХУШ века, переселенцами-украинцами с берегов полесской речушки Унеча Новгород Северского наместничества Черниговской губернии  И прилепился этот хуторок к берегу речки Тузловка, что спешит к Дону В колхоз  вступать отказались. И разъехались по близлежащим селам по речке Нагольной:  Благовка, Дарьевка…

Мои предки жили в Благовке и по уличному называли их Балковыми. Дед Федор Уныченко, разделил свой земельный участок между сынами. Безрукому Степану,потерявшему руку при уборке  урожая  на родовом поле, досталась лавочка в селе и пасека. Он был грамотным и писарствовал.

              В 30-х годах он перебрался в Ровеньки, купив участок земли  на окраине Кабарды

            В газете «Красная звезда» мне случайно встретилась статья о корнях рода Карпа Кацая из села Власово-Буртовка. В ней упоминалось о том, что безвестный немец-колонист спас оставленного жителям отступающими нашими войсками раненого бойца, отвел от неминуемого расстрела многодетную семью Кацая, приютившего этого раненого, назвав немцам его своим сыном.  Приглашенный во двор переводчик из  колонистов подтвердил родство раненого с  Кацаями. Кто этот спаситель? Может Йохман из Мирского? Который,возможно, сбежал от высылки и прятался по хуторам. Почему же позже вывозили  перед оккупацией только одну его сестру? Какова его судьба? Только добрым словом вспоминает о нем семья Кацая. Жаль  по случайности погиб Карпо.  Направляясь на выполнения задания подпольного обкома партии, по пути у Миус-фронта он был  врагами задержан и помещен в сарай до выяснения личности. Все бы обошлось благополучно, но находившийся вместе с ним один задержанный набросился во дворе на немецкого офицера, пытаясь бежать, Оба тут же были расстреляны.

              Дрожит серебристая нить паутины на былине сухостоя. Под тяжестью капель росы виснет седая прядь паутины. Всматриваюсь в каждый холмик, рытвину - будто пытаюсь отыскать в них навсегда утраченное. Здесь  в школе из красного кирпича прошли первые учительские годы моей мамы. По весне здесь будут сеять и растить хлеб. Не престало земле гулять без дела.

            … По утрам низко слались дымы. Хозяйки пекли хлеба, каждая – своей  выпечки. Расхваливали их трактористы, запивая молоком хрустящие корочки. Пахло от женщин парным молоком, хлебом, молодостью.

            Беру с собой щепотку земли. Памятной, родящей. Копаю поросль от корня шиповника. Посажу его на своей даче, привью к нему лучшие сорта алых пламенеющих роз. В память о моей Розе, Писаной, о Мирском – о далеком детстве.

            На сильном корне, говорят, привой всегда отличный.

 У хуторов и сел, как у людей, свои судьбы. Без жалости время стирает их с лица земли, разделяет границами, распахивается тракторами, затопляется водами. Но память людская неистребима. Потому и тянется душа к тем местам, откуда пошли родовые корни, давшие плодовитые побеги  в семи поколениях моего отеческого рода.