IX
А над
Египтом туча в туче.
Под
солнцем вроде было лучше.
От
моря Красного прохладой
Повеяло,
как бы в награду.
И
кажется, что будет дождь.
Но в
небесах арабский вождь
Сказал
тогда: еще три года
Здесь
будет без дождя погода.
XXIII
И я
здесь в сказочном Египте
С
тобою по твоей дороге
Иду. И
если куда влипну,
То не
суди меня ты строго.
А коль
несу вдруг ахинею,
Иль не
сумею, не успею,
Прости
из века своего.
Нас
тоже жег двадцатого огонь.
XXVII
За
временную в Зимнем власть,
Налюбовавшись
старой всласть,
Воюет
женскй батальон.
Берет
железной дисциалиной.
Врага щекочет
в грудь и в спину
Штыком…
XXXII
Я в
Иордании, Мария.
Лечу.
В руках «Альгум-хурия».
Не интепесная
газета.
Тебя
ищу. Ну где ты? Где ты?..
XXXIII
А в
Иордании льет дождь.
Не
очень сильный, но хорош.
В
стране чудес шестимильонной.
Большевиками
не клейменой,
Лишь
кой-где короля портреты.
Не то
что там на Украине,
Как-будто
чекнуты, с приветом
Вождишки
всюды напомине.
На
разрисованных биг-бордах,
В
осточертелых людям мордах.
Жабье
в укранском болоте
По
разнарядке и по квоте,
Что
научилось только квакать
Да
компроматы рьяно стряпать.
Ах
если бы, моя ты Маша,
Они
твоей поели каши.
XLV
Троцкистско-ленинских
дружин
Воюет
батальон один,
Команда
смерти Бочкаревой.
Берет
рубеж эпохи новой.
XLVII
А я –
в ночи. Последняя в Египте.
Есенина
пою – о сем о том.
И
вдруг:
«Отговорила
роща золотая
Березовым
веселым языком…»
И
будто в сфере растворяясь,
Я не
жалею больше ни о чем.
Недуг
Хандры
меня не точит,
И
ностальгии, это точно.
Лежу
под небом, звезды еле
Мерцают
где-то – так, ничто.
Не то
что в нашем Диком поле,
Или в
степи, где Дон течет.
Чудны
здесь пальмовые рощи.
Но что
за диво – русский лес,
Нетленной
красоты и мощи,
Благоуханный
до небес.
XLIX
Пленяют
неотступно виды,
Да не
такие, как везде.
Вот
пролетели пирамиды.
Прощай,
Египет. Сказка где?..
L
Над
Черным морем тучи белы
Как
домотканной пеленой
Легли
в пространство. Онемели.
Велик
у мироздания покой.
А вот
и после долгих странствий
К
родным пенатам возвратясь.
Забыв
гриппозных перебранки,
Я
вновь на творческих сносях.
LXV
Мы
едем. Бочкарева, я с тобой…
LXIX
Вдруг
с поля около Борщив
Солдат
гранитный нам навстречу
Шагнул.
И намертво застыл
В
своем величии навечно.
Он
падает, но не упал.
Простреленный.
В руках винтовка.
О чем
он думал и мечтал?
Погибло
их, невинных, сколько?
LXX
Но то
уже война другая –
Великая.
Вторая мировая.
А я к
тебе, Мария, возвращаюсь.
Но
ненадолго. Попрощаюсь.
LXXV
Кто
дал чекистам русским право
Чинить
над русскими расправу?
Они
Марию на заре
В
тюремном извели дворе.
Щел
русской Жанне тридцать первый год –
Душа
умчалася за небосвод.
Не
стала Маша на колени.
Тогда
террором правил Ленин.
Ему
нет дела до отдельной Маши,
Для
всех в коммуне Ленин пашет.
А над
селением Амга,
Где
вечностью щумит тайга.
Почил
в земле могильной Яша.
К себе
забрал он нашу Машу.
Цветет
на кладбище полынь,
Прости,
Мария, нас.
Аминь.
2009.
Египет–Иордания–Киев.
Тронули строки поэмы "Мария" и судьба русской Марии.
ОтветитьУдалить"Когда идешь истории во след,
Пронзает мысль:
Чего же больше: бед или побед?"
И равнодушью места нет:
Когда в душе Марии след."Успехов Вам в творчестве.